Чем, помимо всего прочего, отличались ранние "дозорные" романы небезызвестного фэнтезийного цикла от поздних? Наличием некоего неуловимого флёра едва осознаваемой веры в Имеющие Значение Вещи. Такого рода вещи, которые как будто слегка возносятся над общим уровнем человеческой ноосферы, служа трамплином в Неведомое.
Вера в то, что при определённом сочетании обстоятельств в принципе есть шанс качественно улучшить природу человечества без симметричных потерь в стиле Тришкина кафтана, не отличается принципиально от веры в существование Света или Тьмы.
Так или иначе:
- ты веришь, что существует нечто, борьба за что имеет смысл. Настоящий смысл.
В поздних романах "дозорной" серии сей элемент отсутствует. Присутствуют там по сути лишь люди, с магическими способностями или без оных, причём люди в самой обыкновенной и самой неизменной своей душевной модификации - вечная любовь писателей-бытовиков. Тех, кто не верит в качественные перемены. Тех, кто подтрунивает над идеей качественных перемен. Тех, кто боится её - зная, каким количеством крови была оплачена каждая попытка провести перемены в реальность.
Сам Пресветлый Гесер в поздних книгах серии не верит ни в существование Света, ни в существование Тьмы как наделённых разумом сил.
Естественно.
Существуют ведь только лишь люди. "Любая литература - она в первую очередь и целиком всегда только о человеке".
Тезис, вызывающий зубную боль.
Не является ли избрание фантастического жанра в качестве творческой стези для многих попыткой к бегству? Фантастика способна фокусироваться на чём-то хотя бы немного большем, чем очередной конфликт Марии Ильинишны и Петра Ивановича с минимальной перестановкой фигур. Разумеется, всегда существовал и всегда будет существовать стиль "Молодой гвардии" - когда Марии Ильинишне вкладывают в руку лучемёт, а Петру Ивановичу выдают лазерный меч, после чего также называют получившееся произведение фантастикой, - но стоит ли равняться на подобные образцы?
Кроме того:
- наличие лучемёта и лазерного меча способно придать на время внешнюю свежесть даже давно всем опостылевшему конфликту Марии Ильинишны и Петра Ивановича.
Так ведь эффектней, не правда ли?
Пусть возможности фантастики как жанра это и не разворачивает.

"Вы не любите людей".
Really?
При чём здесь любовь или нелюбовь? Тезис "Любая литература в первую очередь целиком всегда только о человеке" своим внутренним смыслом - если проанализировать те ситуации, в которых его оглашают вслух, - связан вовсе не с гуманизмом. Тезис сей применяют, когда желают твёрдо приковать авторскую фантазию к текущей социальной реальности и к существующим системам ординарных ценностей. Без позволения выстраивать альтернативные системы ценностей - в рамках которых смыслом существования, является, допустим, создание суперкомпьютера из звёзд Альдебарана, а вовсе не примирение Марии Ильинишны и Петра Ивановича.
Более того:
- даже в случае добровольного согласия автора старательно фокусироваться на теме взаимоотношений Марии Ильинишны и Петра Ивановича, адепты тезиса "Любая литература прежде всего о человеке", они же сторонники гуманитарного подхода в фантастике, не позволят ему прописывать взаимоотношения Марии Ильинишны и Петра Ивановича кардинально иначе, чем в рамках использованных за тысячелетия схем.
Вручить Марии Ильинишне лучемёт, а Петру Ивановичу лазерный меч - всегда пожалуйста.
Описать нейромодификацию мыслительных контуров Петра Ивановича и Марии Ильинишны в соответствии с социальными парадигмами две тысячи пятьсот тридцать третьего года - ни в коем случае.
Единственное исключение - для антиутопий.
Иными словами, для тех произведений, где пресловутая нейромодификация - или иной качественно меняющий схему отношений Петра Ивановича и Марии Ильинишны фактор - рассматривается в качестве чего-то вредного и участвует в сюжете как явно отрицательный элемент.
Этюд "Дикарь перед трамваем".
Если ты описываешь в своём произведении трамвай, то будь добр описывать его с позиций дикаря.
Кроме того:
- Пётр Иванович и Мария Ильинишна в своём поведении обязательно должны демонстрировать, пользуясь метафорой из третьего абзаца выше, определённые дикарские рудименты.
Например, неплохо, чтобы они:
1) сморкались;
2) употребляли просторечные выражения;
3) вспоминали сентиментально-житейские истории;
4) периодически вворачивали в свою речь или мысль очевидный для понимающе ухмыляющегося читателя фрейдистский намёк.
В случае соблюдения всех перечисленных условий Сторонник Гуманитарного Подхода уважительно похлопает тебя по плечу.
И скажет:
"Да, это - настоящая литература о человеке и именно о человеке. Наш родной Пётр Иванович с нашими родными заботами на фоне космических сингулярностей и взрывающихся нанороботов. Так и надо писать о будущем".
То, что тебе хочется видеть в Фантастике нечто совсем иное - в частности, черпать из неё надежду на возможность коренного переустройства бытия, - кого, в принципе, это волнует?
Как и вопрос предназначения Фантастики per se.

Что есть предназначение?
Вопрос телеологический. С точки зрения материалистической философии, предназначением не обладает ни один объект сам по себе - им наделяют объект лишь субъекты.
Что есть фантастика?
Жанр с минимально ослабленными границами. Слабее рамки, возможно, лишь у абсурдизма или дадаизма - но эти жанры малопопулярны.
Следует ли жанру использовать свои возможности максимально?
Как ни странно, но даже здесь существует два разных взгляда, два разных мнения, две пресуппозиции. Некогда при чтении одной старой советской литературоведческой статьи я был слегка удивлён высказанной там мыслью, что автору, дескать, следует минимизировать число фантастических допущений - чем меньше и чем незаметней на первый взгляд то или иное допущение, тем лучше для произведения.
С одной стороны:
- нельзя не согласиться, что нагромождение огромного числа разнородных фантастических допущений в большинстве случаев производит отталкивающий эффект.
С другой стороны:
- фантастика служит не только развлекательным целям, но и отчасти целям любознательности, приятно массируя временами шишечку интеллектуального тщеславия читателя. Фантастика часто пытается в ироничной или в почти серьёзной форме объяснить странности и паранормальные феномены реального мира.
Мир наш един.
Чем в большей степени фантаст пытается дать ему объяснение или суррогат оного, тем больше допущений он вынужден в своё произведение внедрять. Существует ли полтергейст? А телепатия? А Бермудский треугольник? Если же нет, то что порождает систематизированную информацию обо всём этом?
Если даже отказаться от рассмотрения паранормального и опираться сугубо на научно-технический вектор, то легко можно понять, что научная картина мира по мере прогресса раздвигается во все стороны - и если в описываемом у автора тридцатом веке будет сделано всего лишь одно или два принципиально новых открытия, то это само по себе будет выглядеть неправдоподобно.
Тем не менее существует два диаметрально противоположных взгляда на цели и методы Фантастики:
- минималистический;
- максималистический.
Согласно первому взгляду, число и размер фантастических допущений должны стремиться к минимуму. Что характерно, сторонники этого подхода легко сплетают узоры своих рассуждений со сторонниками тезиса "Любая литература должна быть прежде всего о человеке" - что ж, если учесть обрисованную выше подлинную консервативную суть этого тезиса, то нет ничего удивительного в этом согласии.
Согласно второму взгляду, число и размер фантастических допущений могут быть ограничены лишь чувством авторского вкуса - и потоками дружелюбной критики читателей. В идеале же Фантастике стоит стремиться к предельному раскрытию возможностей - вплоть до описаний принципиально иных миров с абсолютно иными законами, если таковые описания удастся сделать интересными.
Если что:
- в последнем случае речь не о фэнтези.
Подавляющее большинство фэнтезийных произведений, как ни печально - а для кого-то и радостно, - описывают по сути тот же прекрасно знакомый нам мир в аранжировке личных авторских представлений.
Нетрудно заметить, что, поскольку Человек и Социальная Реальность ввиду объективных причин занимают для нас особое положение в анфиладе условий окружающего мира, то представляют собой особенно заманчивую мишень для сторонников второго взгляда на цели и предназначение фантастики.
Описать Иной Мир.
Иную Социальную Реальность. Иного Человека.
Не возвратились ли мы вновь к тезису "Любая литература должна быть прежде всего о человеке", только что заклеймённому нами за консерватизм и уныние? Нет, ибо при встрече с произведениями подобного рода сторонники вышеупомянутого тезиса как правило говорят:
1) "Это не о человеке";
2) "Это описана какая-то антиутопия".
Что, впрочем, оправдано и обосновано.
Я не собираюсь защищать скудные завоевания современных социальных фантастов, пытающихся выломаться за пределы стандартных схем, - они пионеры, ошибки же традиционно являются уделом пионеров. Никому до сих пор не удалось сконструировать модель Иной Общественной Реальности, которая бы выглядела правдоподобно и при этом не вызывала бы отрицательных эмоций, - впрочем, не все социальные фантасты задаются подобной целью.
Есть мнение, что подобная цель вообще химерична, ибо:
- ввиду специфического склада психики человек найдёт недостатки в любом типе общественного устройства.

В чём суть и предпосылка принципиальных различий между взглядами?
Выше мною был упомянут некоторый эмоциональный контраст между ранними и поздними романами небезызвестного Дозорного Цикла.
Вступительные романы, где герой молод, максималистичен и в глубине себя верит в существование Двери в Лето. Клянётся Светом и принимает клятву Тьмой.
Поздние романы, где герой окреп и возмужал, обзаведясь высоким магическим статусом и почётной должностью. Твёрдо решив для себя, что Свет - это всего лишь поток фотонов, а Тьма - отсутствие их. Твёрдо решив для себя, что люди есть люди - и что не Свету или Тьме их менять.
Что здесь можно увидеть?
1) Нечаянно пробивающийся сквозь строчки взгляд автора, который, в отличие от героя, точно помнит, что придуманные им Свет и Тьма нереальны.
2) Изменившийся взгляд на возможность и осмысленность перемен.
Не тут ли главное?

Каждое поколение потаённо верит, что именно при его жизни состоится Великий Астральный Переход. Каждому поколению приходит свой срок рано или поздно разувериться в этом.
Попутно оно узнаёт цену перемен.
Не столь давно мне довелось ознакомиться с парой занятных произведений о Французской и Октябрьской революциях. Устрашающе, не правда ли? Причём достигнутый столь кровавой ценой выигрыш был откровенно невелик и даже отчасти жалок.

Если рассматривать Фантастику сугубо эскапично, как конструирование оторванных от действительности миров, то все представленные выше рассуждения социального плана не имеют значения.
Но мы - люди.
Сторонники первого взгляда, исповедующие тезисы "Фантастика должна быть минималистичной" и "Литература должна быть прежде всего о человеке", рассматривают фантастику в социальном русле как средство развития воображения и воспитания будущих поколений. Отчасти по этой причине они и придерживаются упомянутого выше минимализма: к чему будущим поколениям, читающим фантастику, чрезмерно отрываться от земли и от существующей социальной реальности?
Сторонники второго взгляда, полагающие, что у Фантастики не должно быть запретов помимо чисто стилистических - и что чем более отличающийся от нашего мир удалось описать, тем лучше, - также периодически обращают свои мысли в социальном направлении. Стремясь нутром своим в иные миры, мечтая об иных схемах сущего, они не могут временами не помышлять о Фантастике как о возможном чертеже его переустройства.

Возраст.
Чёткой черты не существует. Никто не провёл определённой границы между "Человечество обязательно поумнеет и начнёт по-новому жить, ещё при моей жизни, я даже могу помочь этому" и "По большому счёту во все времена и везде будет одно и то же: кровь, дурман, смерть и продолжение рода".
Меж двумя позициями - на исчезающе зыбком хронологическом стыке - иногда маячит неуверенно-смущённое: "Может быть, когда-нибудь в будущем..."
Может быть?

Те, кто пересёк Черту - кстати, обязательно ли она имеет возрастной характер? - придерживаются первого взгляда.
Мир всегда останется таким, какой он есть.
Знающие историю с полным основанием мрачно прибавляют к этому: "Мы видели, к чему приводят попытки его изменить".
Те, кто Черты ещё не пересёк, чаще симпатизируют второму взгляду.
Ещё надеясь выпрямить земную ось.

Только ли в вере в возможность миропреобразования дело?

Тут, между прочим, присутствует своего рода градация ещё и на уровне ценностей.
Хотя и неизвестно, с какими биологическими или социальными маркерами в сознании взрослеющего индивидуума это связано, но чем дальше, тем всё больше человек обычно подвергает сомнению ценность перемен.
а) "Ух ты - изобрели Интернет. Совершенно новый тип общения и дальней связи, качественно новый уровень существования человечества. Через несколько десятилетий вообще появятся роботы и нанотехнологии, мир и общество меняются просто на глазах, Вселенная буквально сама генерирует смыслы к существованию".
б) "Что толку в новых технологиях, новых чипах, перепрограммировании человеческих нейронных контуров, создании гигантского компьютера из звёзд Альдебарана, превращении Вселенной в гигантскую виртуальную симуляцию? Просто иная перекомпоновка уже существовавших деталей. Что было, то и будет, и нет ничего нового под небом".

С одной стороны, мир как будто меняется. С другой стороны, по глубинной сути своей остаётся прежним.
Нужно ли его менять?

Аргументы сторон не отличаются изысканностью и разнообразием.
"Несовершенство мира - надуманная проблема. Что мир плох, говорят только слабаки".
"Нищета - надуманная проблема. О ней говорят только бедняки".

Вместе с тем очевидно, что совершенство мира как таковое не является объективным параметром, являясь лишь своеобразным субъективным производным от взаимодействия людей и Вселенной.
Если даже принять формулировку "Что мир плох, говорят только слабаки", то сразу станет ясно, что изничтожение класса "слабаков" вмиг сделает мир совершенным.
Общество, где никто не нуждается в утопии, - уже утопия?
Что, впрочем, тоже - глобальная перемена мира.